Спектакль по роману Ярослава Гавличека.

Автор инсценировки и режиссер-постановщик Виктор Воеводин. Большой красивый спектакль, поставленный в любительском театре профессиональным режиссером Виктором Воеводиным, производит впечатление не корабля, но айсберга.
Большая часть его скрыта и никогда не будет показана (иначе он перевернется, - а с айсбергами так не поступают).

Что заставило режиссера в 2007 году писать инсценировку по роману (1937 года) чешского писателя Ярослава Гавличека? 
Может, именно этот вопрос и послужил главным интригующим моментом в рекламном воздействии на зрителя? Как бы то ни было, цель была достигнута, зрители в течение двух часов напряженно пытались разгадать многослойный мистико-психологический ребус сюжета.
Полудетективная история с полусумасшедшими персонажами и полупризраком, которому снятся странно красивые пластические сны, нашла своё сценографическое воплощение в двух раздельно существующих пространствах (которые только в финале сомкнулись вокруг героя-рассказчика):
1 – скупое, графическое (и оттого кажущееся черно-белым) решение сцен-диалогов с участием главного героя (Петр Швайцар – Леонид Зинин, Петр Швайцар в молодости – Андрей Казаков).
2 – многокрасочное и многофигурное, супервыразительное (благодаря хореографии Юлии Дюндик, костюмам Р.Павловой и Е.Проказюк, чудесному свету А.Сахарова, декорациям Н.Кутлина) и скорее скульптурное, чем живописное, то есть тяготеющее к инфернальному музею восковых фигур пространство с участием оппонента-соперника главного героя – Кирилла («Невидимый» - Юрий Дюндик).

Постоянное и одновременное присутствие  на сцене одного и того же персонажа в двух обличиях – это прием, говорящий об усложненной форме и отсылающий зрителя в сферы философии, психиатрии (раздвоенное сознание), фантастики (путешествие во времени и встреча с самим собой) и, прости господи, эзотерики с ее кармическими заморочками и замечательным основополагающим принципом: «Знаю, но не скажу!»

Два персонажа с одной функцией (один рассказывает, другой показывает) – это перебор. Тут нарушено единство времени и действия, на котором стоял и стоит театр как особое искусство сиюминутного сопереживания.
Зритель – не аналитик, ему подавай живую эмоцию здесь и сейчас. Наблюдать за тем, как человек пишет и читает написанное вслух,- не очень интересно. Вот и приходится Леониду Зинину (который пишет и читает вслух свою исповедь) самому сопереживать, наблюдая за живыми иллюстрациями (или оживающими воспоминаниями).

Ей-богу, лучше было бы, если бы он, подобно «невидимому» Кириллу, вдруг появлялся среди действующих лиц и оттуда давал свои комментарии и, может быть, пытался как-то повлиять на роковые события, на которые, увы, повлиять уже невозможно. Тогда, возможно, появилось бы некое трагическое напряжение в действии.

А пока зритель вынужден находиться в роли человека, которому большую часть спектакля читают вслух.
Эмоциональная холодность такого режиссерского приема, к счастью, успешно преодолевается, во-первых, чрезвычайно выразительными массовыми сценами, а во-вторых, незаурядной актерской игрой.
Римма Павлова и Нина Макарова достойны в этом спектакле приза за лучшие роли. Дебютантка Ольга Бодня – безусловное дарование – очень органична в своей сложнейшей роли непонятно от какого диагноза сходящей с ума Сони, невесты, жены и жертвы главного героя. Она, как ртуть, должна мгновенно перетекать из одного эмоционального состояния в другое, проживать вне обстоятельств и вне драматургии страсти такого накала, что впору сойти с ума и опытной актрисе. Ольга была безупречна. Ни одной фальшивой ноты.
Юрий Дюндик – человек-невидимка – сумел вложить в свой видимый образ столько эмоций, столько страсти, столько детской непосредственности и творческой энергии, что без всяких слов объяснил зрителям, почему его полюбила Соня… Как можно его не полюбить, если он здесь – единственный живой, хотя и странный, мужчина?

Режиссер опытной рукой выстраивает конструкцию спектакля, в которой все оправдано (кроме драматургии), все взвешено и рассчитано.
Очень красивый финал, где языком символов (парящие в небе ангелы, парящие подвенечные платья, как убиенные невинные души, похоронно звучащее танго, совмещение темы свадьбы и темы смерти, жуткий апофеоз героя, получившего, как страшную плату за совершённые моральные преступления, – макет фабрики, производящей мыло…) произнесена простая мысль: а стоит ли финансовая карьера таких жертв?
Виктор Воеводин поставил очень эстетский спектакль, в котором с блеском продемонстрировал свой режиссерский профессионализм.
Сюда бы добавить хоть одну простодушную слезинку ребенка, чтобы растопить этот ослепительный айсберг…

Владимир Сухов