Главная Интересно! Вспоминая Валентина Егорова
Вспоминая Валентина Егорова

Леонид Степанов

О, боже.. Это было уже 20 лет назад... Наталья дала нам номер телефона в палате Валика в госпитале. И числа 17-го января я позвонил ему. Он уже всё понимал и сказал, что если бы знал, то ни за что бы не пошёл бы  ампутацию. А через несколько дней мы узнали…

В шестидесятые годы Галина Васильевна Степанова и Тамара Львовна Вульфович вели в пединституте школу юных филологов. И где-то в 67, 68 годах рассказывали про яркого

умненького мальчика из Балтийска, который не пропускал занятий в ШЮФ и поражал ригинальностью мышления и знаниями. Конечно же, он стал студентом, очень заметным, ярким и с разнообразными интересами (литература, искусство, музыка, театр и т. д.)

Моё близкое знакомство с Валентином началось в работе над спектаклем «Сказки старого Арбата» Арбузова, поставленного Тамарой Львовной, где Валик играл моего сына. Он был активным и в СТЭМе А. Михайлова, и у Тамары Львовны в её театре, и в ВИА, которое он сам создал, и они играли на танцах в клубе одного из небольших городков. А когда был создан Литературный театр, первая постановка была на открытии Дворца культуры моряков спектаклем «На дни оглядываясь эти», где Валик играл генерала Деникина.

Мы с Альбертом Сергеевичем в то время работали в студии звукозаписи культбазы плавсостава. И когда пришла пора распределения выпускников в университете в 73 году, мы авантюрно написали запрос в Ректорат на необходимость распределить В.А. Егорова на должность редактора в нашу «контору», хотя никакой вакансии у нас и не было. Мы просто вырвали его из «лап» (объятий ) ОБЛОНО.
Как у всякого значимого человека биография Валентина более-менее всем известна. В моей памяти осталось много ярких эпизодов. Например, мы с Альбертом и Валиком сопровождали оставшихся в живых двух разведчиков из знаменитой группы Джек по местам их «работы» на территории Восточной Пруссии в 1944-1945 г.г. Это уже история, которая много прояснила в понимании той ситуации.
А совсем недавно моя дочь Анна вспомнила как мы, а это Игорь Савостин, Валик Егоров, Наталья Егорова и я с дочерью, поехали на Виштинецкое озеро, где базировалась ихтиологическая экспедиция в составе одного человека Володи Цыганкова. Запретная зона, знатная рыбалка, чистая вода, здоровый воздух, близость заграничных продуктовых магазинов с «Дар по веной» (ещё по одной). Два раза в день выпускалась газета (благо свои журналисты). И когда появился милиционер, ему был предъявлен документ о работе
ихтиологической научной экспедиции. Посмотрев на склад пустых бутылок, он пожалел, что пошёл в милицию, а не в науку. Ну это так вспомнилось с улыбкой. Популярность Валентина была велика. Естественно, это работа в «Страже Балтики», где  он вёл субботний выпуск и его «досужие мысли» делали газету ещё более цивильной во времена Саши Корецкого. Ну и конечно же, «Честь имею» на ТВ, тут уж рядом с ним по городу было страшно ходить — Звезда с тремя звёздочками на погонах.
Валя несколько раз привлекал меня к озвучке критических сюжетов в его программе. Это было забавно. Я со своей древней академической манерой выглядел в его программах как поётся в его песне «Я старомоден как ботфорт на палубе ракетоносца» Ещё один яркий эпизод. Когда в 97-м году прошлого столетия Гданьск праздновал своё тысячелетие, меня пригласили на своё выступление в рамках празднования питерские «Лицедеи». И мы поехали. Я пригласил Валика с Ириной, его дочкой. И мы с Милой. Это был «фейерверк». А после феерического представления я познакомил Валю с этими
гениальными дураками. Удивительная штука память. Она сохраняет не только эпизоды жизни, а состояние, настроение и радость общения. Мила часто вспоминает картинку как в нашем садике на Щорса мы с двумя блистательными каперангами при регалиях на крышке садовой бочки закусывали курченком от «Жар-птицы».
А это были капитан I ранга Валик Егоров и капитан I ранга Саша Корецкий. Ну как такое забудешь…
Сегодня жуткая тоска. Так не хватает общения с великими друзьями Тамарой Львовной Вульфович, Галиной Васильевной Степановой, Аликом Михайловым, Игорем Савостиным, Володей Суховым и, конечно же, с Валиком Егоровым. Спасибо
провидению, что они были в нашей жизни.
Светлая им память…

Аполлинария Зуева

«Ах, какой “Пассаж“!», – одновременно восклицаем мы с Валиком и выжидательно затихаем. Наши спутники чувствуют подвох и моментально настораживаются. Но не мы эту интеллектуальную дуэль затеяли. Первый раунд остался за нами. И сейчас, без предупреждения, начинаем второй.
Нас четверо. Принимающая сторона – Боб (за время краткого пребывания в Северной Пальмире я пришла к стойкому убеждению, что все Борисы в этом городе именуются Бобами), он ростом чуть повыше меня, в очочках, и Андре, высоченный, с неземной красоты длинными загнутыми ресницами. Филологи, интеллигенты, интеллектуалы, сдержанные, чуть ироничные, слегка фасонящие своим питерским слогом и шармом. Но им это к лицу.
Мы с Валиком приехали из загадочно-невнятного Калининграда в легендарный ЛГУ (так он тогда назывался) на студенческую научную конференцию. Валик – старшекурсник, занимается модной наукой, именуемой «структурная лингвистика», имеет публикации в солидных изданиях. Он исключительно хорош собою и замечательно талантлив. Рисует, играет в спектаклях Литературного театра, уже успевшего стать в городе легендарным, и пишет удивительные песни. Я – совсем малявка, только после первого курса, но страшно горжусь тем, что уже занимаюсь «проблемами поэтики», и что сам Александр Миронович Гаркави*, обратив внимание на эти первые робкие изыскания, рекомендовал меня для поездки на конференцию.
Валя меня опекает, это называется красивым словом «курирует». Наша парочка немножко играет в зощенковских (ну, литераторы же!) Лёлю и Миньку. Только у нас получается наоборот: старший и главный – Минька. А ещё Валика, кажется, одновременно и задевает, и забавляет, что эдакая пигалица, а в него – не влюблена…
Да нет, влюблена я, влюблена! И в Валентина, и в обожающую его приму литфака Алису, и в профессора Гаркави, и в зелёненькую, отвратительно пахнущую корочку вручённого мне накануне поездки членского билета студенческого научного общества, и в этот пасмурный, открываемый мною сегодня город, и в то, как Боб и Андре с недосягаемым шиком выговаривают (питерское?) словцо «совершенно». Из четырёх гласных произносится только одна – ударная, а согласная «н», и так уже двойная, ещё более растягивается. Я, разумеется, тут же пробую повторить. И, разумеется, безуспешно.
А первый раунд той интеллектуальной дуэли, что затеяли лукавые питерцы, состоялся, ну, конечно же, у Эрмитажа. Я не успеваю осознать, что это я – и вдруг у Эрмитажа (!), как неожиданно Андрэ, томно помахивая ресницами и загадочно устремляя взор в пространство, произносит: «Когда на сердце тяжесть…»
Ох! невозможно было тогда, привычно заглянув в айфон, уточнить в «Википедии», что да как. Не существовало тогда «Википедии». Да и интернета не существовало, как и айфонов, собственно. Вот как невероятно давно это было! И «Дворец Трезини», впоследствии гимн университетского филфака, будет создан значительно позже. Но «Атланты», неофициальный гимн Питера, цитатой из которого «выстреливает» сейчас в нас Андре, – уже написан!
И Валик реагирует мгновенно. Ах! не зря под его гитару обмирает вся женская половина университета! «И холодно в груди, – обращается он, но не к Андре, а ко мне. – Ну-ка, дитя, завяжи шарфик поплотнее, простудишься тут ещё у меня «на ступенях Эрмитажа». Питерцы оценивают мизансцену по достоинству, и атмосфера внутри нашего малого круга общения становится на пару градусов теплее.
Мы оказываемся у «Пассажа». Бывалые студенты предупреждали, что питерцы обязательно будут проверять нас «на наличие интеллекта». Проверка началась. Но мы тоже оснастились «домашними заготовками».
Итак, «Ах! какой «Пассаж»!» – восклицаем мы с Валиком. Пауза затягивается. Валька изо всех сил стискивает мою руку, греющуюся в кармане его куртки. Знают цитату? Не знают?! Да не может быть, чтобы не знали!
«Действие пятое, современное, – меланхолично изрекает Боб. – Марья Антоновна с Анной Андреевной в галерее второго этажа в очереди за «Клима».
Итак, классическая ничья. И – красивая ничья. Мы с Валиком слегка разочарованы, конечно. А насчёт «Клима» мне известно. Это духи такие сногсшибательные, о них мне влюблённая в Валика красавица Алина с придыханием повествовала. Этот парфюмерный бестселлер 60-х почти всегда оказывался в списке покупок, за которыми приезжие устремлялись, прежде всего, в вожделенный «Пассаж».
Питерцы, сочтя, видимо, интеллектуальную проверку успешно пройденной, легко включаются в нашу игру в «старшего брата». «Пойдёмте, – мягко говорит Андре, – дитя пышками угостим». Я уже знаю, что именно так в Питере называют пончики. Это пышущее жаром, сдобное, хрустящее название сообщает им особый, питерский, вкус. «Проще галереей пройти, это рядом». Мы ныряем в «Пассаж».
У меня моментально начинает кружиться голова от лиц, спин, многоголосия, многолюдия, устремлённой озабоченности очередей, оживлённых возгласов. И от того, что мы, молодцы, не ударили перед столичными студентами в грязь лицом. И от того, что знаковая фигура  ленинградского филфака, Дмитрий Евгеньевич Максимов**, заглянувший в аудиторию как раз во время моего дебюта, присел было на краешек стула, но так и задержался до конца выступления, и глаза его, устремлённые на меня, были серьёзны и внимательны… А ещё от того, что вокруг – тот самый Питер, который – в книгах, прочитанных и тех, что прочесть ещё предстоит. Который сам – книга, и прочитать до конца её – невозможно… Я медленно начинаю сползать по Валькиному плечу.
«Эй, ребятёнок, птичёнок, очнись», – я выплываю из плотного тумана на встревоженный Валькин голос. Из этого же тумана возникают три трогательно озабоченных лица, склонившиеся надо мною.
А через несколько минут с наслаждением глотаю дивного вкуса мандариновый сок, прохладный, со сладкой цитрусовой горчинкой. В сверкающем гранёном стакане он доставлен кем-то из мальчишек из близлежащего отдела «Соки-воды». Если помнит кто, в крупных магазинах были такие специальные отделы, где продавались соки на разлив – из красивых перевёрнутых стеклянных конусов с краником у основания. Любимый мой томатный и любимый Валика виноградный. Но вот мандариновый – это диковинка. Не встречалось такового в ту пору в нашем Калининграде. В руках у меня оказывается ещё и ленинградское эскимо, обжигающе-морозно-хрустящее, и не цилиндрик, как в Москве, а такой объёмный треугольничек с закруглёнными краями…
Возвращается неожиданно исчезнувший Андре. Он церемонно протягивает мне лиловую книжечку. На обложке – звёзды и всадник. Я обмираю: Виктор Соснора. Стихи. Да ещё с предисловием академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва! Это не презент, не подарок, но – драгоценный дар…
Всё это было давно. Очень давно. Стремительно сгорел от беспощадного недуга Валик. Боб где-то в Германии, раскрывает не всегда прилежным баварцам тайны российской поэзии. Внучка известного филолога, профессора, в точности как некогда дед, свою необычную фамилию Андре превратила в имя и с нескрываемым удовольствием произносит его при знакомстве, томно помахивая ресницами неземной красоты.
Скажу честно, я – не фанат шопинга. Но каждый раз, когда случается быть в Санкт-Петербурге, я твёрдо знаю, что мне нужно просто оказаться перед этим объектом культурного наследия города и страны, «местом прогулок и покупок» из стекла и света, с его галереями, невесомыми арками и прозрачной крышей, округлыми сферами светильников, с его лепниной, фризами и пилястрами.
И тогда, как в калейдоскопе, неизменно проносятся передо мною те первые картинки первой моей встречи с этим городом. Доклад в красной дерматиновой папке, выпрошенной (для солидности!) у мамы, атланты у Эрмитажа и у Александра Городницкого, спонтанно возникший студенческий союз… И мой полудетский обморок со вкусом мандаринового сока в галерее, задуманной графом Яковом Фермором почти 200 лет назад.
И знаю я, что это не так, но мне нравится думать, будто стихотворный сборник со звёздами на обложке (он до сих пор живёт на моей книжной полке) интеллектуальный утешитель Андре обнаружил в интеллектуальном же библиотечном пространстве, что ныне уютно расположилось на втором этаже галереи. Хотя тогда ни пространства, ни термина, его обозначающего, разумеется, и в помине не было.
Торговый дворец, в чьём имени закодирован вечный ритм движения. Людей, города, истории. Причудливое эхо моего далёкого студенчества. Неожиданно точно материализовавшаяся цитата из бессмертного гоголевского текста: «Ах, какой “Пассаж“!..»
*Гаркави Александр Миронович (1902-1980). Советский литературовед, доктор филологических наук, профессор Калининградского университета, выдающийся исследователь творчества Н. А. Некрасова. Выпускник ЛГУ (1947).
**Максимов Дмитрий Евгеньевич (1904-1987). Советский литературовед, доктор наук, профессор Ленинградского университета, историк русской литературы конца 19 – нач. 20 вв. Одним из первых изучение наследия Серебряного века выделил в специальный раздел науки. В ЛГУ вел филологический семинар по творчеству А. Блока. Сотрудничал с ленинградским издательством АН СССР.

Людмила Полина-Штерн

Генератор Солнечного Света
«Входит солнце. Это Валя» В.Сухов
Меня колотит то ли озноб, то ли истерика, а скорее все вместе.
Я только что отыграла свою первую главную роль в Литературном.
Спектакль Наташи Багдасаровой-Егоровой «Время, ушедшее как вздох». Я уверена, что я ее провалила. Роль досталась мне случайно, Наташа видела в ней другую актрису, взяла еня неохотно, по рекоммендации Альберта Сергеевича. Это первая Наташина постановка. И вот теперь я эту роль провалила, а может быть завалила и весь спектакль, подвела и Наташу, и Альберта Сергеевича.
Мне непереносимо страшно и стыдно. Хочется незаметно исчезнуть, провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, а лучше - сразу умереть.
А пока я убежала в костюмерную, закрыла дверь, спряталась в углу и реву с безжалостным наслаждением расковыривая свои комплексы.
Дверь отворяется. Кто-то тихо входит. Садится рядом. Не утешает. Просто достает гитару и поет. Это Валя Егоров. Валентин Адольфович. Он поет свои песни. Тютчев, Кирсанов, Самойлов, Володя Сухов... И как-то становится вдруг теплей, и спокойней, и даже весело почему-то. Появись здесь сейчас вся группа Битлс, в полном составе, думаю, это не произвело бы на меня столь магического эффекта. Страхи ретируются, комплексы присмирели. И уже совсем не хочется умереть.
А может быть все не так плохо? И не было провала, а если даже и был провал – надо научиться принимать жизнь как она есть, со всеми болями, печалями и неудчами. И любить, и радоваться, и не бояться. А завтра я, конечно же, все сделаю лучше, стоит только захотеть, стоит только сконцентрироваться, собрать волю в кулак...
В темный угол костюмерной заглядывает солнце. Да, но какое же может быть солнце в 10 часов вечера в костюмерной, где нет окон? Валя перестал играть и улыбается своей лучезарной, слегка насмешливой улыбкой. Теперь в маленькой костюмерной и возле нее, в коридоре, уже полно народу. Они, наверное, услышали Валины песни. Здесь и Наташа, и Альберт Сергеевич, и литтеатровцы, и остальные зрители. И все тоже улыбаются. Пора вытереть нос и поздравить всех с премьерой.
Я всегда буду вспоминать этот вечер с благодарностью Наташе и Альберту Сергеевичу - за то, что доверили мне Марианну, а Вале - за то, что пел для меня тогда. Я и сейчас, если одолевают темные мысли, напеваю Валины песни. От них становится светлее. И в доме нашем их любят.
- Мам, что ты пишешь?- спрашивает моя дочь Оля. - Я пишу воспоминания о своем друге, который написал «Курицу Красавицу». Помнишь? Олька смеется. Конечно помню! Это была их любимая с Машуней детская песенка. Они ее радостно распевали на два голоса.
Мне повезло в жизни, у меня был Литературный, были замечательные друзья и учителя. И среди них удивительный человек - Валя Егоров, даритель улыбок, генератор солнечного света.